Знак небес - Страница 87

К оглавлению

87

Глава 16
Надейся, но и готовься

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,

Он с беспредельным жаждет слиться!..

О, бурь заснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!..

Ф. И. Тютчев

– Не думал я, что он так скоро свой голос поднимет из твоего нутра, – проворчал Всевед, внимательно выслушав Константина.

Впрочем, он его не только выслушал, но и вопросов накидал – будь здоров. Для начала волхв детально разобрал весь сон. Интересовало его буквально все: как бежал князь, где именно бегал, куда и откуда, с какой скоростью, где прятался и так далее. Выяснив это, он сделал короткий, но глубокомысленный вывод:

– Не сдаешься – это хорошо. Убегаешь – это еще лучше. Борешься – это ты и вовсе молодец.

Далее разговор перешел к Хладу. И снова рекой полились вопросы, после которых Всевед сделал новый вывод, еще короче и еще туманнее:

– Подлизывается, гадюка.

Константин было подумал, что на этом волхв из роли следователя выйдет, но тот, по всей видимости, с нею уже сжился, причем капитально. После вопросов о том, какие были люди во сне, во что одеты, чем занимались и прочее, последовал детальный допрос о событиях тех суток, которые предшествовали сну.

И снова последовала череда нескончаемых подробностей, которые Всеведу позарез нужно было знать: как выехали, где была засада, даже какого сорта деревья рубили в лесу, чтобы устроить завал для черниговцев. Это не говоря уже о суде, где волхв докапывался до самых крохотных мелочей. Он даже спросил, какого цвета был домотканый половик, который постелили князю на лавке, а также какой был узор на том платке, который он отдал жене кузнеца.

Под конец у Константина стало складываться мнение, что Всевед попросту не знает, что ответить, а главное – что посоветовать князю. Сознаваться же в этом гордый старик ни в какую не хочет, вот и тянет время.

Тем временем глаза у Константина слипались все больше и больше. Спать хотелось неимоверно, но заснуть он боялся. Ведь это, скорее всего, означало бы, что к нему снова придет очередной страшный сон, и сумеет ли Константин в очередной раз убежать от своего старого, но, увы, весьма недоброго знакомого – бог весть. А если не успеет, то что с ним тогда произойдет там, во сне и что случится наяву?

Аккуратно, намеком, вскользь, он попытался выяснить все это у волхва – вдруг тот сможет подсказать. Всевед выслушал, не спеша подкинул несколько увесистых поленьев в жаркий костер и произнес медленно:

– Тварь эта, Хладом прозываемая, чуть ли не бессмертной считалась. Посох мой, что от волхва к волхву передавали, никто в дело так ни разу и не пустил. Это ведь нам с тобой так свезло, хоть и не до конца. А раз он жив был все эти годы, то ни в кого залезть и не пытался. Зачем ему? Вот почему, княже, я тебе ответа дать не могу. Рад бы хоть что-то сказать, да сам ничегошеньки не знаю. Об одном лишь догадываюсь – нельзя дожидаться того часа, когда ты вовсе черен станешь. Не ведаю я – какая сила в тебе забурлит в ту пору, но справиться с тобой тяжко будет.

– Даже с посохом? – усомнился Константин.

– Ты же князь – о том не забывай. Повелишь, так вся дружина за тебя встанет, чтоб меня изничтожить. Посох же против Хлада пользу даст, а так-то для меня он чаще всего клюкой обыкновенной служит, и все.

– Может, лекарство какое есть? Травы, например, или грибы? – не унимался Константин.

Очень уж не хотелось ему признавать бессилие перед надвигающейся угрозой.

– Разве что мухоморы или поганки, – буркнул Всевед. – Если болезнь неведомая, то как лекарство сыскать, помысли?

– То есть неизвестно даже, кем я стану и что вообще со мной произойдет, так? – уточнил Константин.

– Одно скажу – хорошего ждать от этого глупо. Да, пожалуй, и плохого тоже, – уточнил волхв и добавил, поразмыслив: – Только страшное. А ты сам-то чего больше всего боишься? Смерти?

– Умру – полбеды, хотя тоже неприятно, – начал Константин.

Начал и тут же остановился. Никому не хочется рассказывать, когда твой собеседник начинает невесть с чего веселиться, да не просто улыбаться, а взахлеб хохотать эдаким противным старческим дробным смешком.

– В первый раз я слышу, чтоб люди вот так про свою смерть сказывали – неприятно, – вытер выступавшие на глазах слезы Всевед. – Ты уж прости, княже, что не удержался. Но ты говори, говори.

– Да, всего лишь неприятно, – упрямо повторил Константин. – Гораздо хуже, если я не умру, но стану уже не собой. Ты представь только, что тогда Русь ждет. Да любой враг по сравнению со мной счастьем покажется. Впрочем, ты и сам об этом сказал. Что-то страшное будет, – повторил он слова волхва.

– Верно сказываешь, – одобрил Всевед уже серьезно. – То самое страшное. Да такое, что дальше уже и некуда. Ну да ладно. Времечко позднее, а тебе, вон, спать хочется, аж скулы раздираешь. Отдохнем прямо тут, у костра, а поутру и поговорим.

– А как же мне спать-то? – усомнился Константин. – Он же опять… начнет.

– Никаких опять, – строго заметил Всевед. – Ты в дубраве моей заповедной. Нешто забыл, что нечисти сюда хода нет.

– А как же Маньяк? Он же вроде хороший, но тоже нечистью считается?

– То своя нечисть, родная. Ей проход остается, но и то лишь с моего дозволения. У тебя же… – Волхв, не договорив, махнул досадливо рукой. – Спи давай. Тут у тебя защита со всех сторон – и я, и посох, и дубрава сама, даже небо со звездами. Нет ему сюда ходу, и все тут.

– Ну я не знаю, – протянул нерешительно Константин и тут же отключился.

87