– Ага, ага, – блаженно зажмурился князь. – А еще?
– Да все, пожалуй, – пожал плечами Ингварь, искренне злясь на себя за то, что так и не приучился врать. Сейчас, глядишь, и сгодилось бы.
– Я же говорю, что малость совсем, – повторил он сконфуженно.
– Нет, Ингварь Ингваревич, это не малость, – убежденно произнес Константин.
Он задумчиво посмотрел на лежащего Ярослава, потом на Ингваря, затем вновь на Ярослава, после чего хитро улыбнулся и заключил:
– Наверное, и впрямь истинно в народе говорится: что бог ни делает – все к лучшему. Может, и это к лучшему, а?
В ответ Ингварь лишь недоуменно кивнул. Честно признаться, он так до конца и не понял, о чем говорит рязанский князь, что имеет в виду. Потому и смотрел на него непонимающе, хоть и согласился… не пойми с чем.
– Ну ладно. Потом поймешь, – хлопнул его по плечу Константин и осведомился: – С тобой-то ныне много ли было рязанских людей?
– Трое, – насторожился Ингварь. – А что?
– Боярина Онуфрия я с собой заберу, не взыщи. Остальных же можешь найти и освободить. А то их, поди, уже мои молодцы в полон прихватили, – махнул князь рукой в сторону пленных.
– Вот один Онуфрий и уцелел, небось, – хмыкнул Ингварь. – Только не здесь он. Уже с месяц как в монастырь ушел и схиму приял. Остальные же… В шатре они моем были. Наверное, в нем и сгинули – не всем же так везет, как князю Ярославу.
– Не всем, – согласился Константин. – Но в шатер я бы на твоем месте заглянул.
– Так ведь рухнул он! – удивился Ингварь.
– Кто? – с еще большим изумлением переспросил князь.
– Шатер мой.
Княжич повернулся, чтобы показать, где именно находился его шатер, но с удивлением обнаружил, что тот как стоял, так и стоит, причем единственный из всех. Просто когда один за другим они стали взлетать вверх или валиться набок, Ингварь к себе больше не возвращался, отвлеченный наступлением рати Константина, и даже не поворачивался в его сторону.
– Это Хвощ подсказал, куда именно ты зашел, – пояснил Константин. – Вот мои вои его и не тронули.
– Вот уж не думал, что ты так ко мне, – пробормотал окончательно смутившийся княжич.
– Ты хороший человек, Ингварь, – одобрительно подмигнул ему князь. – Прямой, честный, смелый. Такие, как ты, не продают и слово свое всегда держат. А что запутался малость – ну так это не беда. Главное – понял быстро. Так что иди-ка передохни, позавтракай, а то уже рассвело давно. А нам с Вячеславом пора. И помни, – уже уходя, крикнул Константин, – ежели надумаешь вернуться – дорога для тебя всегда открыта. Условия потом обговорим. А то я тороплюсь сильно. Меня еще две рати ждут, так что надо поспешать.
О том, какая из них страшнее, Константин и сам не знал. У страха глаза, как известно, велики, поэтому то количество, которое назвал ему заполошенный гонец, прибывший с восточных рубежей княжества, из-под Ижеславца, можно было смело делить напополам, а если как следует подумать, то и еще раз уполовинить. Хотя все равно оставалось много – тысячи три-четыре.
Русские-то они русские, но, во-первых, далеко не все – дикой мордвы больше половины, а во-вторых, жечь и грабить будут точно так же. Обычаи сейчас такие, ничего не поделаешь. Но это на востоке. На юге же степняки нахлынувшие, почитай, и вовсе зверье.
Все возможное, чтобы остановить одну из орд кочевников, ту, которая была под рукой Юрия Кончаковича, бывшего тестя Ярослава, он сделал. Но хватило ли его усилий для того, чтобы удержать степной народец от грабежа беззащитных южных рубежей Рязанского княжества – поди догадайся.
К тому же при любом самом благоприятном раскладе оставалась еще одна орда – старейшего хана половцев Котяна. На него Константину надавить было просто нечем. Попытаться с подарками сунуться? Так лебезить перед старым половцем еще хуже, чем совсем ничего не делать. Мудрый хан, поживший изрядно и повидавший многое, тут же сообразит, что к чему. Впрочем, тут и соображать особо нечего – сразу ясно, что боится его набега рязанский князь. Боится, потому как людей, чтоб его отбить, не имеет. А значит что? А значит то, что тогда-то уж его точно ничем удержать не удастся. И даже если он примет от князя дары и, лукаво ухмыляясь, заверит в своей искренней, горячей дружбе, то уже через пару дней скомандует своим людям нечто совершенно иное. Ну, скажем, что-то вроде: «Вперед, бойцы лихие, нас ждет добыча с серебром, и полоняницы нагие, и пир победный под шатром».
Вот потому-то, когда Константин едва достиг на своих судах устья Прони и увидел всадников, скачущих навстречу на взмыленных конях, уже не сомневался в том, какую именно весть они ему принесли. Неясно было только одно: Ряжск только взят или уже и Пронск полыхает. Впрочем, что тут гадать – сейчас ему все точно скажут.
И не знал Константин, что в той истории с половецкими ордами имелся еще один, совершенно неучтенный и не предусмотренный им фактор. Впрочем, такое предусмотреть не смог бы никто, поскольку возник он не вчера и даже не месяц назад, а ранней весной, и именовался этот фактор… Ростиславой.
Строили ряжи, водой наполняли
Ров, чтоб врагам не пройти.
Город со временем Ряжском назвали, —
Стал богатеть он, расти.
С. Шейдина
– Ишь ты, – засмеялся Мстислав Удатный, с умилением поглядывая на грамотку, которую только-только получил от своей старшей дочки Ростиславы.
Чуть больше месяца прошло, как он отправил ее обратно к мужу, а уже заскучал князь-отец. Чего-то недоставало. Не с кем было поговорить о том о сем. Все-таки умная у него дочурка, настоящая княгиня. Конечно, иной раз и вовсе наивные вопросы задает, которые совсем не бабьего ума, но ведь интересуется. А с другой стороны, пока ей ответит Мстислав, глядишь, и у самого кое-какие соображения придут на ум.